Нютa Фeдeрмeссeр, дирeктoр Цeнтрa пaллиaтивнoй мeдицины — o, жизнь бeз бoли, смeрти и o тex, кoтoрыe нeльзя вылeчить, нo кoму мoжнo пoмoчь
Фoтo: РИA нoвoсти/Руслaн Кривoбoк
Тoлькo в Мoсквe нe мeнee 60 тысяч пaциeнтoв eжeгoднo нуждaются в пaллиaтивнoй пoмoщи. — Пaллиaтивнaя пoмoщь в нaшeй стрaнe, кaк прaвилo, слaбo рaзвитa. С чeм этo связaнo — с oргaнизaциoнными и финaнсoвыми прoблeмaми, или мeнтaлитeт — «зaчeм пoмoгaть тeм, ктo пo-прeжнeму бeз шaнсoв»?— Нeзрeлoсть пaллиaтивнoй пoмoщи, — этo результат советского мышления. В СССР умирающий выписывались домой. У нас же победы были везде, даже в балете, и в космосе, и в медицине. И такой веселый шагающая вперед медицина вычеркнула помощь неизлечимо больным людям. — Это в традиции советской медицины — помогать только тем, кто может лечить? И мало кто знал до появления первых хосписов в Москве и санкт-Петербурге, что в мире существует паллиативная помощь как отдельный вид медицинской помощи. Должен был произойти настоящий переворот сознания, чтобы все — не только врач, — поняли, что помощь умирающим — это не проигрыш медицины, это норма. Теперь я все больше понимаю, что моя мама, Вера Васильевна Миллионщикова (основатель и Первый начальник московского хосписа. — «Известия») была уникальной личностью масштаба dr. Гааза. Она совершила этот оборот, по отношению к пациенту.Что касается экспертов, Министерство труда и социальной защиты, которые уже согласовало разработку профстандарта для врача паллиативной медицины, то эта специальность появится. Между тем, врачи получают дополнительные образования в рамках повышения квалификации.– Вероятно, для врача паллиативной медицины, важны не только профессиональные, но и человеческие качества?— Да. Здесь возможен формальный подход. В этой области нельзя исправить врачебную ошибку — человек не переумрет во второй раз. И понимаю, что пациент, с которым вы будете работать, не вырастет, не поступит в институт, не будет улыбаться на вас, через двадцать лет, не скажет вам: «Спасибо, что вы меня вылечить». Здесь этого не будет. Здесь нужно душой прийти. — Что-то стало меняться в последние годы?— Да. Сейчас есть деньги, есть поддержка от руководства и на федеральном, и на городском уровне. Сегодня я как на крыльях вылетела из московского министерства здравоохранения. Наверное, я никогда в жизни не выходил в таком хорошем настроении из министерского офиса. — Я слышала, что есть проблемы со строительством первого в Москве детского хосписа «Дом с маяком». Никаких официальных жалоб при этом не было. Все решается на уровне звонка. Но у нас есть абсолютно все документы, разрешение от ТСЖ, от ГБУ «Жилищник», от губернатора, есть согласованный стройгенплан — это основной документ, регламентирующий организацию труда на строительной площадке и объемы временного строительства, является соглашение о временном переходе на время строительства со всеми другими жителями.»Дом с маяком» — это первый и единственный хоспис, который сейчас строится в Москве на средства благотворителей. И когда происходят такие вещи, как помехи строительства, это ужасно.— Сколько людей в Москве в году нуждаются в хосписной помощи?— Точные цифры, не только потому, что эти пациенты не были официально посчитаны. Можно исходить при расчете из анализа цифр смертности, и это потому, что есть общемировая статистика. Есть, например, такая цифра: в паллиативной помощи нуждается 87% всех умерших, потому что только 13% умирают быстро: шел, упал, умер. Это мы сделали еще год назад вместе с Дианой Владимировной Невзоровой (главный внешний специалист по паллиативной помощи Минздрава РОССИЙСКОЙ федерации. — «Известия»). Оказалось, что таких пациентов в Москве порядка 60 тысяч, Но эта цифра занижена относительно глобальных чисел.— Все из них должны быть в хосписах? — Нет. Большинство этих пациентов должны получать помощь у себя дома. И это ключевой момент. Есть еще стационар на дому, когда у тебя полный круглосуточной помощи. Пациента безвозмездно предоставят средства по уходу, лекарства, оборудование, его родственники обучаются, и в случае ухудшения состояния можно в любое время вызвать паллиативную команду.— В Москве уже вне службы?— Да, они существуют при хосписах и есть выездная услуга в нашем центре, но все они несовершенны.— Сколько людей в месте эксплуатации ЦПМ?— Четырнадцать. У этих четырнадцати трудоголиков являются авторами 1400 пациентов. — Это люди с медицинским образованием?— Конечно. Это врачи и медсестры. Но очень важно в такой службе, иметь социальные работники. Что мешает создать полноценный выполняет услугу?— Да, нет никаких препятствий. Но есть нехватка персонала, недостаток образования, но самое главное — отсутствие нормативных документов, которые позволили бы это все переместить на федеральном уровне с достаточно высокой скоростью.Мы обсуждали с Дианой Невзоровой неверное определение в законе понятие «паллиативной помощи». Это определение слово «медицинской», привело к тому, что даже существующие хосписов стала исчезать с позиции социального работника. Это привело к тому, что в федеральных документах качества паллиативной помощи меряется кроватями и стоимость койко-дня. Другие награды в категориях нет. — Вы подняли вопрос, изменений в законодательство?— 323-й федеральный закон изменения, меняется медленно, инициировать их может каждый. На Международном юридическом форуме в санкт-Петербурге, который откроется 17. мая, впервые раздел о медицинской помощи и паллиативной помощи, и там мы только хотим, чтобы говорить об этом. — Что происходит с обезболиванием? Проблема ведь не окончательно решена?— Проблема все еще есть. По моему мнению административного характера, которые можно решить внутри учреждения. Но это вопрос построения процесса внутри учреждения. Ранее мы говорили, и была стена — тема не существовало. Теперь каждый человек, который в этой области может что-то решить, говорит: «Вот мой сотовый телефон. Вы сразу же позвонить, если у вас есть какие-то сложности». Ты созваниваешься с человеком, принимающим решения, и в течение часа ситуация решена.К сожалению, пока система недостроена, каждому пациенту, и родственник должен быть достаточно активным, чтобы найти, кому позвонить и кому сказать: «Ой, кошмар.» Есть горячая линия Росздравнадзора — 8 (800) 500-18-35, есть номер фонда «Вера» +7 (965) 372-57-72. Вы понимаете, не 10-м, не на 12-м, и в 82-м!!! И это уже не в Минздраве. Должно быть, профстандарт, необходимо обучение со студенческой скамьи навыки распознавания и лечения боли. — Получить рецепт на сильные лекарства, стало легче?— Здесь ситуация иная. Но необходимо, чтобы руководитель медицинской организации написал внутреннее чувство — кто на него имеет право на выписывание назначения. Далее на основе этого эксперты должны будут пройти школу и получить допуск. — Это означает, что, опять же, проблема несовершенства законодательства?— Да, и это одна из основных проблем, о которых мы будем говорить на предстоящем юридическом форуме. Нужна декриминализация ответственности врача. Врач не должен бояться назначения таких препаратов, если он хорошо знает, что пациент эти лекарства перечислены.— Мне кажется, паллиативная помощь-это важно не только для умирающего, но и для его близких? В детском тридцати, потому что у детей есть еще одноклассники, их родители. Круг травмированных этой ситуации гораздо шире. И если в этой ужасной ситуации появилась помощь, это означает, что появилась надежда, ушло чувство страха и одиночества. Может быть достойную жизнь, даже если ты неизлечимо болен ребенок, может быть, облегчение от боли».Мир уже пришел к тому, что рак рассматривается не как вселенская катастрофа, а как тяжелое хроническое заболевание. Вопрос о боли в Европе, где развита обезболивающая терапия и паллиативная помощь, это уже не стоит. Это мы думаем, что «рак», и ты сразу себе представляешь смерть в жутких мучениях. И когда люди попадают в хосписы, которые работают вежливо, как в Первый московский хоспис и еще ряд учреждений в городе и в стране, говорят: «о, Боже! И эти островки гуманизма и милосердия, и тем не менее стали разрастаться. Написать комментарий
